Благотворительный фонд мошенничество

Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Благотворительный фонд мошенничество». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.

Обратите внимание детский вычет применяют до того момента, пока доход работника, облагаемый налогом по ставке 13 , не превысит 350 000 рублей. Безвозмездный проезд на внутригородских и пригородных маршрутах;. Особенности оформления и получения налогового вычета при инвалидности в 2020 году.

Как под видом сбора средств на благотворительность прикарманиваются миллионы

Их часто крутят именно в выходные — пока все дома. По возможности отправляю какие-то суммы. Когда кто-то из моих родных ворчливо заметил: а где же наше замечательное государство, меценаты, почему не помогают? — я возмутилась: нужно не рассуждать, а проявить участие, потому что вот он, конкретный ребенок. Деньги на его лечение нужны сейчас — завтра может быть поздно.

Уверена, такие же благие намерения движут всеми, кто откликается на подобные призывы. Сочувствие, желание поделиться у нас в крови, и это здорово. Благотворительность развита во многих странах и выручает в экстренных ситуациях. Но именно эта сфера, где проявляются лучшие человеческие качества, привлекает и нечистоплотных людей. Со Светланой Машистовой — создателем проекта «Токсичная благотворительность» и администратором паблика «Благотворительность на костях», спецкором Русфонда — мы говорили о том, как не стать жертвой мошенников.

Миллион на шарлатана

— Отправной точкой для изучения этого явления для меня стала история Сони Ш. из Петербурга, — рассказывает Светлана. — Ее мама написала на одном из форумов, что ее дочери поставили диагноз «острый лейкоз». Девочке повезло: болезнь обнаружили на очень ранней стадии, когда он хорошо лечится. Однако папа девочки заявил, что диагноз надуманный, забрал ее из больницы и начал собирать в соцсетях деньги на лечение в Израиле.

В итоге он отравил дочь в Германию к доктору Клеру — известному шарлатану. Через полгода ребенок оказался в тяжелейшем состоянии в том же отделении в Питере, из которого его увезли. Наши врачи девочку вытащили. Но папа до сих пор уверен, что все сделал правильно. За очень короткий срок он собрал около миллиона рублей. И никто не хотел понимать, что средства идут на лечение онкологического заболевания у дерматолога.

— Возможно, именно фонды должны разбираться, когда действительно нужна помощь, а когда люди просто пользуются ситуацией?

— Добросовестные проверяют историю, документы, связываются с врачами. Но проводить экспертизу чужих сборов ни один фонд не может и не будет, не хватил сил и времени.

Среди фондов, появившихся за последние годы, есть те, кто готов собирать деньги на что угодно. Один из последних скандалов — сбор средств для больного нейробластомой Влада Шестакова. Мальчик погиб — он был абсолютно безнадежен. Но, спасая неспасаемое, можно было получить деньги.

Некоторое время назад мы с коллегой Александрой Черниковой писали про деятельность одного благотворительного фонда в Самаре. Средства якобы на лечение детей собирали в ящики, установленные в магазинах. Одна из мам, Анна Николаева из Магнитогорска, рассказала, как это происходило. Ее сыну, восьмилетнему Никите, требовалась реабилитация стоимостью 3,6 тыс. евро. Представители «Спасения» сами предложили организовать сбор. Женщина выслала в фонд медицинские документы сына. Она лично знала людей, которые клали в ящики деньги. Но фонд не перевел Николаевым ни копейки. Когда Анна попросила объяснений у директора фонда, Арсения Шепса, тот удалил с сайта страницу о Никите.

Летом 2017-го суд ликвидировал благотворительный фонд «Спасение», но и после закрытия он продолжал сбор пожертвований. А его руководитель Арсений Шепс выдвинулся в депутаты. Фото: kirill-potapov.livejournal.com и ok.ru

Другая пострадавшая — Оксана Кныш из Самары, мама двойняшек, — получила от «Спасения» всего 27 тыс. руб.: ей сказали, что в ящиках почти пусто, хотя она сама видела брошенные в них пятитысячные купюры.

В 2015 году этот фонд собрал около 3,376 млн. руб., а на благотворительные цели перечислил лишь 794 тыс. В 2014-м из собранной 401 тыс. руб. на добрые дела пошло только 53 тыс. Суд принял решение ликвидировать «Спасение», но собранные им деньги не нашлись, а ящики для пожертвований не исчезли из магазинов. Работал и короткий мобильный номер для приема SMS-пожертвований.

В октябре прошлого года разразился другой скандал. Фонд «Золотые сердца» собирал пожертвования на лечение шестилетней Алины Пахомовой из Ставрополя — у девочки злокачественная опухоль ствола головного мозга. Помочь ей согласились в Москве, на лечение требовалось почти 4 млн. руб. Родители малышки начали сбор денег в соцсетях. А потом обратились в «Золотые сердца», где им поставили условие: отчитываться за все деньги, полученные из других источников, и перечислить фонду все невостребованные средства. Получалось, что все, что родителям удалось собрать до обращения в «Золотые сердца», могли забрать «благотворители». А обещанной помощи семья Алины не дождалась: на счет мамы директор «Золотых сердец» Татьяна Капнинская перевела всего 8 тыс. руб.!

Семья отказалась от сотрудничества с фондом, однако Капнинская продолжала сбор и разместила ролик с просьбой о помощи Алине на канале ТНТ. Зрителям предлагали отправить SMS на короткий номер с текстом «АЛИНА» и суммой пожертвования. Как выяснилось, даже такие пожертвования не становятся адресными. В фонд они поступают, пройдя через счет компании-посредника, предоставляющей услугу перевода денег с помощью SMS. Впрочем, прокуратура никаких нарушений в деятельности фонда «Золотые сердца» не нашла.

В 2015-м вся страна переживала за обгоревшего в тульском роддоме маленького Матвея. От него отказалась мама, а когда дело дошло до устройства в новую семью, в Сети, газетах и на ТВ развернулась настоящая битва мнений. Ольга Будина (слева) видела в качестве усыновителя москвичку Наталью Тупякову (справа), хотя условий для выхаживания мальчика у той почти не было. Эта история — пример, как сомнительные активисты, к которым прислушалась и актриса, выступают за то, в чём не разбираются или не хотят разбираться. Фото: vk.com

Хайпануть на несчастье

— Схем, по которым работают мошенники, множество. Крадут чужие истории болезни, придумывают несчастных детей, выставляют номера своих карт на страницах, рассказывающих о громких ЧП, — продолжает наш эксперт. — В Севастополе сейчас в центре скандала — 17-летняя Александра Кравченко, у которой семь месяцев назад родился тяжелобольной ребенок. Мальчик не развивается и абсолютно бесперспективен. Это беда, и нужно было отнестись с пониманием к решению мамы отказаться от ребенка. Но члены сообщества «Мамы Крыма» призвали перечислять деньги на личный счет семьи и буквально навязали ей больного ребенка. Волонтерам пытались объяснить: скидываться просто так нельзя, семья должна отчитываться за полученные и потраченные деньги, но они не слушали. Саша с сыном съездила в Москву, пообщалась там с врачами и все-таки оставила Артема в больнице. Теперь «Мамы Крыма» полощут ее по всем пабликам и требуют призвать к ответу и отобрать собранные деньги. Они чувствуют себя обманутыми, хотя сами же ввели подопечную, саму еще ребенка, в искушение.

Профессиональные «нищие»

— Светлана, как же отличить честных сборщиков денег от жуликов?

— По возможности надо смотреть документы того, для кого объявлен сбор средств, анализировать. Если благотворительный фонд зарегистрирован, к нему нет претензий от Минюста, назвать его нечестным мы с вами не можем. Представим ситуацию: ребенок, для которого объявлялся сбор пожертвований, во время лечения умирает. Добросовестный фонд в таком случае переведет средства другому своему подопечному. А аферисты пожертвования отзовут и потратят по своему усмотрению.

— Отчет благотворительного фонда должен быть выложен в общем доступе?

— Да, но формы публичной отчетности нет — каждый пишет то, что считает нужным. Например, фонд «Помогать легко» выкладывал отчеты перед Минюстом. Однако эти документы не дают представления ни о реальном объеме деятельности, ни о структуре расходов.

— Норма в 20 процентов установлена, чтобы поддержать маленькие фонды, у которых очень мало пожертвований, а зарплату сотрудникам платить надо. Все крупные фонды тратят на свое функционирование 4 — 7 процентов.

— Где же государство во всех этих историях? Почему тот же фонд «Подари жизнь» покупает лекарства, шприцы для крупных федеральных центров?

— Речь идет о государственной политике перекладывания своих обязательств на общество. Зачем покупать в детский дом памперсы, а в больницу шприцы, если это сделает благотворительный фонд?

— Как реагировать на объявления о сборе средств?

— Не надо делать переводы на счета частных лиц, если они собирают деньги в пользу других людей. Если фонд представляет для сбора денег карту своего сотрудника, значит, что-то нечисто. В Воронеже есть многодетная семья, которая собирает средства годами. Они купили несколько квартир, сделали ремонт, обучили детей в платных вузах. Время от времени они приезжают в домик, где раньше жили, фотографируются и плачутся в сетях: помогите…

— После ваших выступлений были инициированы какие-то проверки?

— Схемы отъема средств у населения чаще всего легальны. Иногда жертвователи обращались по ряду сборов, когда точно было известно, что родители больного ребенка деньги разворовали. Но в возбуждении уголовного дела было отказано, потому что расценили пожертвования как подарки, которые семья как хочет, так и тратит.

Один из «благотворительных» скандалов связан с именем бывшей биатлонистки Вероники Тимофеевой. У ее сына — пятилетнего Артема — ДЦП, кроме того, долгое время он не мог дышать самостоятельно. В 2016 г. Вероника объявила сбор денег в соцсетях, чтобы отвезти сына в Израиль, где ему обещали снять трахеостому. Но две операции надежд не оправдали, и мама нашла доктора в США. Деньги на лечение в числе прочих жертвователей перечислили известные спортсмены: Дарья Домрачева, Евгений Малкин… Однако волонтеры обратили внимание на отсутствие отчетов по этим перечислениям. Позже Вероника попросила жертвовать средства для девочки из детского дома, которую она встретила в больнице. Деньги следовало перечислять на личную карту Тимофеевой. И опять волонтеры не увидели отчетов.

Веронике Тимофеевой и её Артёмке помогают коллеги-биатлонисты. Фото: vk.com и Instagram.com

  • Республика Мордовия (2009): на два с половиной года в колонию-поселение отправилась организатор благотворительного фонда помощи больным детям «Вера. Надежда. Любовь» Валентина Лукшина. Она собирала деньги на проведение платных операций за границей, однако никаких поездок не организовывала.
  • Москва (2013): экс-директор благотворительного фонда Валерия Гергиева Игорь Зотов осужден на восемь лет за хищение 245 млн. руб.

Игорь Зотов. Фото: © «ИТАР-ТАСС»

  • Ростов-на-Дону (2015): четыре с половиной года проведет в колонии учредитель благотворительного фонда, торговавший героином.
  • Нижний Новгород (2017): три года лишения свободы условно — таково наказание трем нижегородским лжеволонтерам, собиравшим деньги на лечение бездомных животных, о которых давали вымышленную информацию.
  • Волгоград (2018): шесть лет колонии получил экс-директор благотворительного фонда социальной поддержки населения Денис Землянский. На деньги фонда он приобрел две квартиры стоимостью 11 млн. руб. Еще столько же истратил по «мелочи».
  • Курск (2018): суд приговорил к четырем годам колонии главу благотворительного фонда Евгения Гололобова и его зама Алексея Куклина, обвиняемых в сексуальном насилии в отношении сотрудника фонда, причастного, по их мнению, к смерти кота одного из них.

Отдельная история: сбор денег на искалеченных собак и кошек, фото которых выкладывают в соцсетях. Прежде чем делать перевод, надо подумать: если сбор идет на личную карту, тут тоже все не так, как нам представляют. К теме пожертвований на животных мы еще вернемся и расскажем, как это работает.

Источник: https://www.eg.ru/society/736485-kak-pod-vidom-sbora-sredstv-na-blagotvoritelnost-prikarmanivayutsya-milliony-055961/

Телевизионные попрошайки или благотворительные фонды: расследование ФАН

На федеральных телеканалах стали массово появляться топорно сработанные ролики, где женщины с детьми на руках, сглатывая слезы, с интонациями профессиональных попрошаек просят денег. Реклама, которая вызывает вопросы у миллионов россиян, размещается благотворительными фондами, действительно собирающими деньги на лечение детей. Однако мало кто догадывается, что значительная часть собранных таким образом средств вкладывается снова в рекламу. Так работает система, позволяющая фондам значительно увеличить объемы пожертвований. Из девяти тысяч официально зарегистрированных в России благотворительных фондов деятельность лишь единиц прозрачна и доступна. На что собирают и как тратят деньги эти организации — в материале Федерального агентства новостей.

Министерство здравоохранения и социального развития недавно опубликовало разъяснения относительно деятельности благотворительных организаций. В документе говорится, что Минздрав готов сотрудничать с НКО, включая благотворительные и пациентские.

«В этих целях в Минздраве России сформирован совет пациентских организаций, включающий представителей таких организаций по целому ряду профилей деятельности. Не вызывает сомнения, что как НКО в целом, так и благотворительные организации в частности, занимаются значимой и полезной работой. При этом периодически в прессе появляется информация по сбору средств на лечение детей и взрослых с указанием на то, что помощь не может быть оказана в России или требует оплаты. Проведенные проверки показали, что по ряду таких фактов данная информация не соответствует действительности», — говорится в заявлении ведомства.

Обращение было вызвано тем, что министр здравоохранения Вероника Скворцова предложила тщательнее проверять, на что именно собирают деньги общественные организации. Их представители, в свою очередь, были удивлены тем, что этот вопрос возникает вновь и вновь — Минздрав уже неоднократно давал разъяснения, что не подвергает благотворительность как институцию сомнению.

После недоуменных комментариев в СМИ от представителей некоторых фондов в Минздрав вынужден был вновь уточнить: «Это никоим образом не означает, что все сборы средств, осуществляемые фондами, оцениваются Минздравом России негативно. Более того, министерство многократно выражало готовность, в случае поступления от фондов информации о необходимости сбора средств, проверить, действительно ли такая помощь не может быть оказана бесплатно в нашей стране. Такие запросы многократно поступали и поступают в Минздрав России. Речи о том, чтобы сделать такой механизм обязательным, не идет. Министерство исходило и исходит из того, что некоммерческие организации, включая благотворительные фонды, являются партнерами органов государственной власти в деле обеспечения наивысшего уровня защиты права граждан на охрану здоровья и медицинскую помощь».

Однако на практике далеко не все эти «партнеры» занимаются защитой прав граждан. Многие откровенно зарабатывают на сострадании. И самое тревожное, что проверить это очень трудно.

Рубль ребенку, два — себе

На некоторых федеральных телеканалах все чаще стали появляться топорно сработанные ролики, где женщины с детьми на руках, сглатывая слезы, с интонациями профессиональных попрошаек просят денег. Почти угрожают: «Если не поможете, сынок умрет». Женщины, вероятно, вполне реальные, и дети их действительно больны и нуждаются в помощи. Но откуда и каким образом хлынули на телеэкраны эти новые русские фонды?

Елена Грачева, административный директор одного из самых известных и уважаемых благотворительных фондов — фонда «АдВита» — рассказала, как работают ее коллеги разной степени открытости и честности.

«Как правило, благотворительный фонд размещает рекламу либо по социальной квоте, если речь идет о государственных СМИ, либо по безвозмездному договору сотрудничества с коммерческой компанией, если удается договориться. Существует два типа размещения информации о фонде в СМИ: на бесплатной и на коммерческой основе. Крупные известные фонды, в том числе «АдВита», за рекламу не платят. Но есть фонды, которые покупают рекламу в СМИ по рыночным расценкам и показывают свои ролики по сбору средств как обычную рекламу», — рассказывает Елена Грачева.

Есть административные расходы фонда. Это зарплата сотрудников, налоги, оплата связи и т.д. Они не должны превышать 20% от прибыли, а у большинства серьезных фондов составляют всего 8-10%. И есть статья, которая называется «продвижение». Вот ею и пользуются организации, публикующие информацию о себе на условиях обычной коммерческой рекламы. Это не является незаконным, но при этом жертвователи не знают, что половина их пожертвований идет на платное размещение ролика о сборах средств. Конечно, благотворительные организации обязаны регулярно публиковать отчеты о собранных и потраченных средствах на сайте Минюста, но кто из обычных добросердечных людей будет искать и читать эти отчеты? Тем более, что найти нужную информацию, порой, весьма непросто.

Закон не обязывает фонд указывать, что информация о его деятельности размещена на коммерческой основе — это вопрос самого СМИ. И печатные СМИ, как правило, это указывают. А вот электронные СМИ и ТВ — чаще всего, нет, хотя есть и исключения.

По словам Елены Грачевой, среди сотрудников фондов на этот счет нет единого мнения. Потому что, с одной стороны, фонды действительно подвергаются множеству проверок со стороны Минюста, Минсоцразвития, прокуратуры. С другой стороны, критерии отчетности в законе не прописаны, они существуют лишь в виде ведомственных методических писем для бухгалтеров фондов и т.д. Но у этих критериев нет статуса закона. По закону от фондов требуют только публикацию годового отчета на сайте Минюста — и все.

Например, в Санкт-Петербурге зарегистрирован фонд, который платит за рекламу ровно половину своего весьма немаленького бюджета (речь идет о сотнях миллионов рублей за год). Его ролики часто демонстрируются по федеральным каналам, люди охотно реагируют и жертвуют деньги, но при этом даже не догадываются, что как минимум половина денег идет на рекламу.

«Появление названия фонда и его героев на экране телевизора не может быть гарантией того, что информация проверена, и что все ваши деньги уйдут конкретному персонажу. В подавляющем большинстве случае да, уйдут. Но, может быть, и нет», — говорит Елена Грачева.

На что фонды собирают деньги

Благотворительные организации в основном собирают средства на лечение и лекарства, которые государство по разным причинам не финансирует, не производит или его надо слишком долго ждать.

Например, пересадка донорских органов (сердце и легкие) ребенку — пока возможна только за границей. Или у региона нет денег на приобретение дорогостоящего препарата. Инновационные таргетные препараты действительно стоят сотни тысяч рублей, для многих региональных дотационных бюджетов эта ноша непосильна. (Напомним, статья финансирования госзакупок медпрепаратов находится в ведении регионального бюджета. Плюс действующая программа «Семь нозологий»).

К примеру, высокотехнологичная помощь на трансплантацию костного мозга от неродственного донора предлагается государством за 2,9 млн. руб. На деле же может потребоваться гораздо больше, до пяти миллионов рублей, иногда и больше. Тариф такой специализированной высокотехнологичной помощи не учитывает ряд необходимых для пересадки алгоритмов: лабораторное сопровождение, многие дорогие лекарства, лечение осложнений.

«В 2016 году в России выполнено около трехсот таких ТКМ (трансплантаций костного мозга) — и только 50 доноров были из нашего национального регистра. А донор из мировой базы обходится в 20 тыс. евро. Детям эти трансплантаты покупаем мы и фонд «Подари жизнь», взрослым — «АдВита» и некоторые другие фонды. Но взрослых больных больше, и денег не хватает», — сообщил в СМИ руководитель «Российского фонда помощи» (Русфонда) Лев Амбиндер.

Та же «АдВита» в 2016 году 78% сборов потратила на лекарства и оплату поиска и активации доноров костного мозга, 15% — на поддержку клиник (закупка расходных материалов, оснащение лабораторий). При этом политика «АдВиты» — не отправлять нуждающихся в лечении за границу, а стараться доставлять лучшие технологии и лекарства в Петербург.

«Токсичный сбор» из соцсетей

Приличные фонды самостоятельно проверяют все заявки и с точки зрения медицинской целесообразности, и с точки зрения потенциальной платежеспособности пациента. Но зачастую мошенники действуют из расчета на эмоциональный порыв потенциального жертвователя. Есть целые группы жуликов, которые специализируются на сборе средств через соцсети — это так называемый «токсичный сбор». Как правило, используются манипулятивные технологии: публикуются фотографии детишек в трубках, идет постоянный психологический шантаж жертвователя: если не поможете, то ребенок умрет, и т.д.

Если жертвователь пытается задать уточняющие вопросы, его изгоняют из группы и банят. Отчеты не публикуются либо они «липовые».

«Все должны отчетливо понимать, что никто эти деньги контролировать не может. У нас множество примеров, когда выясняется, что якобы «нуждающегося» в помощи человека просто не существует. А если он и существует, то сборы не нужны, потому что собирали на то, что можно вылечить в России. Тут жертвователи вообще не защищены, и мошенники это понимают и занимаются эмоциональным террором. Трудно трезво соображать, когда видишь страдающего ребенка. Люди искренне считают, что те, кто собирают деньги «на лечение», не могут быть жуликами. Конечно, могут. И это совсем не редкость», — говорит Елена Грачева.

Жертвователем быть трудно. Чтобы понять, мошеннический фонд или нет, надо обладать определенной квалификацией.

«Мы тратим время на поиск врача, парикмахера, репетитора. Не менее ответственно надо подходить и к выбору тех, кому вы хотите помочь. Нельзя действовать на порыве, на это и рассчитывают мошенники», — считают в «АдВите».

Что хотят фонды от государства

Административный директор «АдВиты» Елена Грачева формулирует правила игры, которые, по мнению представителей благотворительных организаций, принесут реальную пользу честным фондам — и, соответственно, людям, как в них работающим — так в них и нуждающихся.

«Что касается улучшения ситуации с фондами, то нужно, прежде всего, не врать, — считает Елена Грачева. — Кроме того, нам нужны правила игры. В законе о благотворительности много лакун. Они должны быть заполнены. Должны быть приняты внятные стандарты отчетности. Все партнеры благотворительных фондов — больницы, детские дома, интернаты — должны быть уверены (то есть иметь внятное публичное заявление от чиновников высокого уровня, например, а не только циркуляр), что обращение в благотворительный фонд — это нормально. Они должны твердо знать, что благотворительная помощь законна, и что сам факт привлечения благотворительных средств (а, следовательно, публичное признание нерешенной проблемы) не будет иметь административных последствий».

Очевидно, что ни одно государство не может полностью обойтись без помощи благотворителей, меценатов, подвижников. И их деятельность надо не только контролировать, но и стараться помогать, считает Грачева.

«Государство должно всячески поддержать благотворительную помощь в социальной сфере и поощрять тех руководителей, которые пытаются решать проблемы с помощью благотворителей, а не тех, которые эти проблемы замалчивают, — говорит административный директор «АдВиты». — Сильное государство — не то, которое отрицает проблемы, а то, которое их честно признает и не отказывается от помощи. И необходима возможность для каждого гражданина иметь право распоряжаться частью собственного подоходного налога, направляя его на решение социальных проблем через благотворительные фонды. Это есть во многих странах, и нам тоже не помешает».

Как проверить благотворительный фонд

Изучите сайт фонда. Если нет учредительных документов, нет адреса, или он вызывает сомнение, нет координат для обратной связи, банковских реквизитов, нет отчетности и детальной информации, куда были потрачены деньги, либо она подана так, что разобраться невозможно, — лучше не связывайтесь. Важно, опубликованы ли результаты аудиторских проверок, — для благотворительных фондов ежегодный аудит обязателен.

Жертвователь имеет право не только задать вопрос по телефону или электронной почте, но и запросить документы, подтверждающие обоснованность просьбы, и документы, объясняющие, куда было потрачено именно ваше пожертвование.

Помогает также простой поиск в Интернете: что говорят о фонде, не было ли с ним связано каких-нибудь скандалов, какие уважаемые люди или сообщества ему доверяют.

И, безусловно, нельзя подавать «волонтерам», которые собирают деньги, разгуливая по улицам с ящиком наперевес или побираясь в метро. Вы в принципе не сможете отследить судьбу своего пожертвования, и вероятность того, что она осядет в кармане просящего и его куратора, — практически стопроцентная.

Постарайтесь на сайте министерства юстиции найти информацию об отчетности фонда, которому хотите помочь. Посмотрите, на что он тратит деньги и сколько из них уходит именно на программную деятельность.

На сайте одного из самых уважаемых фондов — Русфонда — есть рубрика «Русфонд-навигатор». Там легко можно получить информацию о большинстве российских благотворительных организаций.

Источник: https://riafan.ru/1023432-televizionnye-poproshaiki-ili-blagotvoritelnye-fondy-rassledovanie-fan

Как воруют в благотворительности

«Вы можете помочь этому больному ребенку прямо сейчас!», «Спасите эту женщину с тремя детьми, лишенную средств к существованию!». Практически каждый день мы слышим подобные призывы, читаем их в Интернете, видим в объявлениях на улице. Мы отводим глаза, говоря в душе: «очередные прохиндеи», но совесть наша потихоньку покалывает – «а вдруг правда?». В море-океане фондов и благотворительных организаций – кому верить? Что лучше – жертвовать напрямую страждущему или через посредников? О том, как устроен благотворительный фонд и как распознать мошенников, рассказывают Владимир Берхин, президент БФ «Предание», эксперт в благотворительности, и Светлана Машистова, специальный корреспондент «Русфонда», специалист по отслеживанию мошенничества в Интернете.

Начну с признания очевидного и неприятного факта, что в российской благотворительности воровства достаточно много. Точно оценить объемы его ни в процентах, ни в абсолютных цифрах не представляется возможным, во всяком случае, никто этим не занимался. Причина проста: никто благотворительный мир толком не контролирует.

Закон о благотворительных организациях и благотворительной деятельности датирован 1995 годом и с тех пор практически не менялся. А принимался он для того, чтобы регулировать отношения компаний со своими подопечными фондами, но даже тогда он ничего толком не регулировал. С тех пор мир настолько изменился, что сейчас на этот закон никто не обращает внимания. Сами благотворительные организации не очень понимают, как его можно применять, а министерство юстиции, которое следит за его исполнением, не очень понимает, как проверять его исполнение.

К примеру, в законе есть загадочный пункт о том, что благотворительный фонд обязан работать по благотворительной программе. О том, что такое эта программа, какие предъявляются к ней формальные требования, что в ней должно быть, – никто не знает. Также есть положение, что у фонда должен быть попечительский совет. Зачем он нужен, кто в него должен входить, как должны подбираться люди для совета – непонятно. Он вроде как должен утверждать финансовый отчет фонда, но опять же не очень понятно, что случится, если он этого не сделает.

И в принципе так во всём, закон чрезвычайно неконкретен, может толковаться очень широко, применять его в реальной жизни очень неудобно, и даже для министерства юстиции. А сами благотворительные организации живут как хотят и все имеющиеся положения в этом законе в случае необходимости достаточно легко и просто обходят.

Другая сторона проблемы – это так называемая «дикая благотворительность». Не институциональная, которая проходит через благотворительные организации, а та, которой каждый занимается сам по себе, без привлечения госструктур и какой-либо регистрации, соответственно, без какого-либо контроля. В большинстве случаев она проходит через личные счета и основана на сборе массовых частных пожертвований.

Никакого законодательства о сборе массовых частных пожертвований не существует в принципе. Никаких правил о том, как правильно собирать пожертвования, что такое собирать пожертвования, чем это отличается от другой деятельности, какую ответственность несет человек, который этим занимается, государство не утвердило. Государство никак за этим не следит и никого за это не наказывает.

Если говорить просто: если я сейчас придумаю слезную историю про тяжелобольного человека, соберу с каждого из вас по тысяче рублей, а потом пойду и пропью эти деньги, то вам будет исключительно сложно привлечь меня к какой-либо ответственности, кроме моральной. И даже если вдруг кто-то из вас схватит меня и дотащит до отделения полиции, сказав, что я выпросил тысячу рублей и потратил не на то, на что просил, вам скажут: «Простите, 1000 рублей слишком мало для возбуждения уголовного дела. Мы ничем не можем помочь».

И если я даже выпросил 10 000 рублей, а это уже некоторый ущерб, не будет никаких доказательств, что я у вас эти деньги когда-то брал. В случае, когда всё «на словах», и полиции, и другим контролирующим органам проще сказать: «Извините, доказательств нет, а вообще эти деньги существовали? Может, вы всё это придумали? А к этому человеку по непонятным причинам вы испытываете личную неприязнь? Мы этим заниматься не будем». Напишут отказ в возбуждении уголовного дела, и на этом всё закончится.

Если деньги были переданы фиксированным способом, к примеру, переводом мне на карту, этот факт тоже не поможет, так как совершенно не доказывает, что я у вас их просил именно на благотворительную цель. Вы просто перевели мне на карточку денег, потому что вам так захотелось.

Существуют некоторые способы, чтобы все-таки привлечь к ответственности. Если речь идет о крупной сумме, к примеру, полмиллиона рублей, – тут вступают в силу другие механизмы, и для правоохранительных органов есть стимул расследовать такого рода дела: за это можно получить премию или грамоту от начальства. По таким случаям бывают изредка и суды, и приговоры, но они, как правило, заканчиваются условными сроками.

Пока нет письменной фиксации назначения платежа, пока нет договора между жертвователем и благополучателем, все эти деньги – просто подарок, который вы почему-то решили сделать этому человеку.

Зачастую люди, которые занимаются мошенничеством, все-таки имеют какое-то отношение к тем проблемам, о которых пишут. Это могут быть и друзья, и мамы больных детей, которые сначала начали просить денег на реальную проблему, затем увидели, что это достаточно несложно делать, – а дальше происходит неприятная и простая вещь, заключающаяся в том, что люди – это всегда люди и всегда подвержены искушениям. Я занимаюсь благотворительными сборами уже очень давно и знаю, как это работает и как это влияет на мозги. Когда ты сидишь, у тебя карточка, ты написал что-то в Интернете – и на нее начинают капать деньги. 1000–5000–15 000–100 000–150 000. Решить, что эти деньги уже принадлежат тебе, что ты можешь делать с ними что угодно, – проще простого, так устроена человеческая природа. Халява очень быстро людей развращает. Человек может начать очень быстро деньги использовать не по назначению. Очень мало кто способен справиться с искушением чуть-чуть решить свои проблемы за счет этих грандиозных сумм. И если он уже так сделал, что остается? Только идти и снова просить, чтобы закрыть эту дыру. И просить приходится на всё более страшные подробности.

Была история с мальчиком Владом Шестаковым, о нем говорили даже на пресс-конференции Путина. У мальчика была нейробластома, его хотели повезти лечить то ли в Турцию, то ли в Испанию, сборщики сами не определились. Журналист обратился к президенту с просьбой повлиять на врачей, которые якобы не отпускают ребенка, и разрешить его вывести из страны. На тот момент на счета матери ребенка было собрано около 10 миллионов рублей, ребенок же через 2 или 3 недели умер в больнице. Дальнейшая судьба денег, собранных якобы на лечение, неизвестна. При этом ребенок был настоящий, болезнь была настоящая, везти его никто никуда уже не собирался, так как на момент обращения к Путину мальчик был нетранспортабельный. Формально привлечь собиравших деньги к ответственности невозможно, так как все, что было переведено, – это подарки.

Сборы в соцсетях, как бы цинично это ни прозвучало, – это высококонкурентный рынок. Групп помощи много, больных много, кто предложит более трешовую, более нерводергательную историю, тот и победил. На что реагирует публика? На смерть, на боль, на ужас, на несправедливость, на какие-то эмоции. Тут важно сказать, что я четко отделяю родителей больного ребенка от сборщиков. Сборы в соцсетях – это коллективные процессы, ведением группы, скажем, «ВКонтакте» занимается не сама мама больного ребенка, ей не до этого, у нее ребенок находится рядом с ней в больнице, она его утешает, успокаивает, находится рядом с ним. Группы ведут волонтеры, кто-то делает это по велению души и сердца, кто-то делает это за процент – интересы у этих групп совершенно разные.

В прошлом году я писала о фонде, который был ликвидирован по решению суда за непредоставление отчетов по сборам. Фонд был основан человеком, имевшим судимость за мошенничество и за разбой. Первое, что сделал этот человек после того, как его фонд ликвидировали, – зарегистрировал фонд с таким же названием, но уже в Москве. То есть человеку, судимому по статье 159 «Мошенничество», невозможно запретить регистрацию собственного благотворительного фонда, ему невозможно запретить сбор денег в соцсети и даже написать, что он мошенник, невозможно, так как это будет клеветой.

И если мы говорим про сборы в социальных сетях, то обычный человек, жертвователь, в первую очередь должен выполнить ту работу, которую выполняют эксперты фонда: проверить медицинские документы ребенка и понять, что в них написано.

Сбор на улице – это стопроцентная мафия нищих. Все, кто собирает наличные деньги в ТЦ, электричках, на улицах, – это обманщики. Еще есть отдельная категория людей, которые просят на улице, – это якобы представители благотворительных фондов, они тоже обманщики. Эти фонды действуют так: находят маму больного ребенка и говорят ей: «Дорогая Маша, мы тебе будем давать 10 тысяч в месяц, а ты с нами подпиши договор».

«Маша», которая замучена жизнью, тем, что у нее ребенок с ДЦП, еще семеро по лавкам, муж пьет, – соглашается. И затем фонд абсолютно легально, заключив договор с администрацией торгового центра, собирает условные 100 тысяч, из них 10 кидает маме, остальные забирает себе. Это абсолютно законная схема и остановить это невозможно.

Единственное, что могу добавить: в метро и электричках Санкт-Петербурга нельзя собирать деньги ни под каким видом, вот тут их можно хватать, тащить в опорный пункт полиции, вызывать охрану, – потому что ни РЖД, ни метрополитен не дают разрешение на проведение таких вот благотворительных акций, никому, никогда и ни под каким видом.

Есть устойчивый миф, что за границей абсолютно всё лечат лучше. До некоторой степени это правда, к тому же в Европе или в Израиле зачастую лучше сервис. Ведь что больной видит в первую очередь? Смысла врачебных манипуляций он не понимает, что здесь, что там, но там к нему более по-человечески относятся, там с него могут сдувать пылинки, если это дорогая клиника, – и это принимается за лучшее качество медицины. Есть и корыстная точка зрения, когда больного отправляют за рубеж именно потому, что это красивее выглядит с точки зрения пиара. Возникает ощущение, что в далекой стране может найтись волшебник, который совершит чудо. «Болезнь неизлечима у нас, но зато излечима в экспериментальной клинике в Швейцарии, Южной Корее или Бразилии» – в такое поверить проще. Тем более что это не проверишь, поскольку уровень владения иностранными языками в России довольно низкий, и даже выяснить, реально ли существует та клиника, на которую собирают средства, мало кто способен среди широкой публики.

На самом деле в России умеют лечить многие виды онкологических заболеваний совершенно не хуже, чем на Западе, но диагностика российская в этой сфере довольно сильно хромает. Эта проблема, с которой все фонды сталкивались неоднократно: когда человек попадает в больницу, пусть даже на достаточно ранней стадии заболевания, его довольно долго лечат не от того. Также есть проблема в том, что в России медицина очень неоднородно развита по стране. Если человек вовремя не спохватился и не рванул лечиться в федеральный центр, то в регионах его шансы получить качественную медицинскую помощь не высоки. Из-за этих проблем люди и хотят скорее уехать, скорее начать лечиться там, где им предоставляется более ответственное отношение к больным.

Кроме того, есть такая проблема как медицинские посредники, которые сидят в социальных сетях, отслеживая, кто, где заболел, приходят к нему в комментарии или в личные сообщения и пишут: «Слушайте, у меня тетя лечилась в больнице в Израиле. Вылечилась в момент, волшебный препарат, чудесный доктор, почти бесплатно». Убеждают человека туда обратиться, а сами получают процент от тех денег, которые он заплатит в больницу. Зачастую счета, которые предоставляют эти люди, – это счета не из больницы, а именно из посреднической конторы предоставления медицинских услуг. Поскольку речь идет либо про тяжелобольных людей, либо про родителей тяжелобольных детей, – это люди, которые не всегда способны адекватно оценивать действительность, они находятся в тяжелом стрессе, им страшно, и они готовы поверить тому, кто больше пообещает. Это совершенно нормальный факт человеческой психологии, который тоже надо учитывать.

Фонды тоже могут обманывать, но это случается реже, чем в сфере частных сборов на личные карты, потому что это сложнее. Просто завести карту, написать слезливый пост в соцсетях и попросить денег, – для этого вообще ничего уметь и знать не надо. Для того чтобы создать фонд, нужно хотя бы его зарегистрировать. Это стоит денег, требует какой-то минимальной организованности. И это первый фильтр, который отсеивает хотя бы самых ленивых и немотивированных «сборщиков». К тому же фонды худо-бедно, но проверяет государство, и уже когда-то открытый фонд волей-неволей приходится содержать, потому что если ты не будешь его содержать, тебя рано или поздно штрафанут.

На сайте любого фонда должна быть оферта, то есть документ, который подписывается не подписью, а действием, и когда вы совершаете какое-либо действие, значит, вы согласились на этот договор. В этих офертах пишут всё что угодно, и эта оферта – единственный документ, который хоть как-то определяет природу денег, приходящих на счет фонда через Интернет. Есть еще и другой пример фонда, у которого все пожертвования в оферте записаны как пожертвования на одну-единственную программу, сформулированную крайне абстрактно. И таким образом этот фонд до 50% полученных средств тратит на себя самого.

Как эта схема работает? Она работает на эмоциональном манипулировании жертвователем. Ему говорят: «Пожертвуй сто рублей, они спасут много нуждающихся. Пожалуйста, подпишись на регулярные пожертвования, тогда мы сможем планировать свои расходы. Вот смотри, какому большому количеству нуждающихся мы помогаем». И все дальнейшие шаги фонда уже остаются на совести его руководства.

Как ни странно, честные фонды на свете бывают. В этом отношении у меня репутация почти фанатика, это получилось скорее случайно. Просто мы, когда начинали фонд «Предание», по неофитскому задору решили, что будем полностью прозрачными. Мы не думали, что это будет так сложно, что это так затянется, что фонд так вырастет. Мы решили, что будем публиковать абсолютно все входящие и исходящие платежи, не будем ничего обобщать, не будем ни о чем умалчивать, с этих установок мы и начали работать. И с тех пор мы про массовые пожертвования публикуем на сайте абсолютно всё, все входящие и исходящие движения денег у нас на сайте автоматически отображаются. И даже все свои зарплаты мы, как дураки, публикуем на сайте.

Итак, если вы собрались пожертвовать в какой-либо фонд, что может служить гарантией его честности?

  1. Фонд не должен собирать на личные карты. Если какой-либо сотрудник фонда официально уполномочен собирать на личные карты, если фонд собирает на личные карты на сайте или в соцсетях, с этими людьми лучше дела не иметь.
  2. У фонда должна быть более или менее внятная отчетность. Отчетность – это не отчеты в Минюст и не аудиторские заключения. Отчеты в Минюст не говорят ни о чем, кроме масштабов деятельности, из них ничего понять нельзя. И аудиторские заключения также не говорят ни о чем, кроме того, что фонд не нарушает правил бухгалтерского учета. Но для того чтобы воровать деньги, не обязательно нарушать правила бухгалтерского учета. Заплатить хорошему бухгалтеру намного проще, чем попасть за решетку из-за претензий налоговой инспекции. Так вот, я говорю об отчетности, которая должна содержать информацию о том, сколько денег пришло и куда они ушли, когда и сколько. И эти цифры должны быть между собой хоть как-то связаны. Эта отчетность должна быть прозрачна, организованна и понятна.

И если фонд на вопросы про отчетность вместо цифр и документов отвечает рассказами о том, как много они сделали, какая у них сложная жизнь и тяжелая работа, это не очень хороший признак. Это обычный способ поведения сетевого мошенника в благотворительности. Они все стремятся от вопросов о цифрах и документах уходить в слезливые истории о том, как всё плохо и тяжело, и о том, какие важные проблемы они решают.

  • Есть еще один признак – сейчас это не столь явно, но лет пять назад это был стопроцентный признак мошеннического фонда. Если люди держатся с большим государственническим пафосом, если у них повсюду двуглавые орлы и намеки на связи в спецслужбах, вот тут точно нечисто.

Если вам говорят, что документы мы покажем, только если вы придете к нам в офис, это тоже не очень хороший признак. Фонд, заинтересованный в честности, заинтересованный в своей репутации, будет бесконечно разъяснять и бесконечно показывать документы.

Полностью лекцию смотрите здесь

Подписывайтесь на канал Предание.ру в Telegram, чтобы не пропускать интересные новости и статьи!

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен!

Источник: https://blog.predanie.ru/article/kak-voruyut-v-blagotvoritelnosti/

Прозрачные ящики абсолютно непрозрачны!

«Никогда такого не было, и вот опять…» — невольно хочется процитировать российского политика Виктора Черномырдина. Именно эти слова пришли на ум автору статьи, когда на улицах Красноярска она увидела подростков в неряшливых жилетах фонда «Сильные дети», с обязательной коробочкой для сбора денег.

Уже третий год «Сильные дети» собирают деньги по всей стране, и третий год фонд открыто обвиняют в мошенничестве. Но ничего не меняется. И вот опять!

Год назад мы уже писали о том, как мошенники вовлекают подростков в псевдоволонтерскую деятельность, фактически превращая ребят в уличных попрошаек. Тогда журналист Сибмамы заметила юных «волонтеров» в одном из торговых центров Советского района Новосибирска.

” Та ситуация оказалась до оскорбительного прозрачной: зарегистрированный в Новоалтайске фонд «Дари радость» действовал нагло и беспардонно. У «благотворителей» не оказалось ни сайта, ни финансовой отчетности, ни благополучателей (то есть детей, на лечение которых якобы и собирались деньги) – только некий новосибирский «представитель» без каких-либо документально подтвержденных полномочий, и нанятые им подростки, работающие за процент от выручки.

Подробнее об этом можно прочитать в нашей публикации «А ваш ребенок – волонтер или “волонтер”»? Надеемся, что наши читатели предостерегли своих детей от работы на жуликов.
Однако с фондом «Сильные дети» дело обстоит немного сложнее. Они учитывают свои ошибки и непрерывно совершенствуются, так что в какой-то момент уже трудно сказать, с кем мы имеем дело: с реальным благотворительным фондом, мошенниками, людьми, которых мошенники используют в собственных целях? Расскажем вам о деятельности фонда, реконструированной по цифровым следам, а вы решайте сами!

История фонда начинается в 2016 году. Никаких данных об учредителях на сайте нет, однако журналисты «Новой газеты» уверены, что это Сергей Ерощенко и Дмитрий Семенов, хорошо известные по участию в не менее сомнительном «благотворительном фонде Аурея». Посмотрев на работу «старших товарищей» они организовали собственную уже по гораздо более хитрой и запутанной схеме. Как это выглядит на практике?

Итак, фонд регистрируется в каком-нибудь в небольшом городке. «Аурея» — в городе Уяр Красноярского края, а «Сильные дети» — в чувашском Новочебоксарске.

Сбор денег ведется не там, где фонд зарегистрирован. Так, волонтеры «Ауреи» работали в Пензе, Курске, Перми, Архангельске, Кирове, Чебоксарах… «Сильные дети» тоже трудятся по всей стране, сборщики есть практически во всех сибирских городах – ребят в фирменных синих накидках видели в Томске, Новосибирске, Красноярске. Зачем это делается?

Даже если местная полиция заинтересуется сбором средств на улицах, разбираться в нем все равно придется правоохранителям по месту регистрации фонда – в Новочебоксарске. Или в Уяре.

У фонда есть все, что полагается приличной благотворительной организации: сайт, группы в социальных сетях, счет организации, на который можно переводить пожертвования (еще недавно «региональные подразделения» переводили средства… на личный счет учредителя «Сильных детей» Сергея Ерощенко – этот факт всплыл во время расследования в Твери). Есть даже некое подобие «финансовой отчетности», из которой видно, кто переводил деньги фонду, но непонятно, куда они потрачены.

Наконец, и это самое главное – у фонда есть подопечные! У «Сильных детей» их два — маленький Рома из Красноярска и Артем из Хакасии, оба мальчика страдают детским церебральным параличом. Малыши реальные (насколько можно быть уверенным в реальности кого-либо в интернете) – их мамы ведут в соцсетях странички сбора помощи, где представлены ксерокопии медицинских документов детей. Они подтверждают, что фонд «Сильные дети» действительно собирает для них средства, более того – на лечение Артема перечислили уже довольно крупную сумму.

«Так чем плох фонд?» — возможно, спросите вы. Если с новоалтайским «Дари добро» все было очевидно даже несведущему человеку, то здесь все выглядит прилично: фонд зарегистрирован, оплачивает лечение малышей, есть даже «прямая линия» для связи. Сейчас объясним, в чем дело.

По закону на свою деятельность благотворительные организации могут оставлять 20% от полученных денег. Как правило, большинство добросовестных краудфандинговых (занимающихся сбором средств) некоммерческих структур пытаются уложиться в меньшую сумму — процентов 10, чтобы по минимуму компенсировать усилия юриста, бухгалтера и администратора.
Но деньги, хаотично собираемые на улицах — это «черный нал»: неучтенные средства непонятного объема, использование которых в декларируемых целях – исключительно вопрос доброй воли сборщиков.

Сегодня имеется множество подтверждений тому, что подросткам, привлекаемым в качестве «промоутеров» (а никаких не волонтеров) достается из ящика именно такая часть собранных денег — 20%. В социальных сетях нам удалось найти откровения лже-волонтеров: в день подростки получали за попрошайничество 1,5-2 тысячи рублей.

Что происходит с остальными деньгами, куда и в каком объеме они поступают — судить трудно. Косвенно можно предполагать о тратах на примере инцидента в Твери, который случился в 2017 году. Там на руководство фонда «Сильные дети» заявил в полицию. их же региональный представитель!

Молодой (и, видимо, наивный) молодой человек Алексей несколько месяцев «работал» региональным директором фонда, пока не встретился с настоящими благотворителями, которые объяснили ему суть мошеннической схемы. Алексей немедленно написал заявление о мошенничество в полицию и рассказал о том, как трудились его подопечные в Твери. Итак, семь дней в неделю Алексей отправлял волонтеров на улицы, платил им 20%, забирал часть кассы себе (от 5 до 15%) и отсылал остальное на личный счет Сергею Ерощенко. В день в среднем перечислял десять тысяч рублей, но иногда бывало и больше, а на день города собрали аж пятьдесят тысяч, с них Леша получил семь с половиной тысяч и еще три тысячи премии от учредителя фонда за хорошие сборы.

Не факт, что все подростки честно отдавали всю собранную сумму — по свидетельству «волонтера» фонда из Санкт-Петербурга, побеседовавшего все с теми же корреспондентами «Новой газеты» собирать в метро удавалось в среднем по 4000–5000 рублей за смену, но эти деньги зачастую попросту пропивали – их оказалось легко вытащить из ящика с помощью проволочки.

И все равно, меньше 300 тысяч рублей в месяц из небольшой Твери (население — 400 тысяч) в центральный офис «Сильных детей» не отправляли!

Когда Алексей предупредил руководителя фонда, что прекращает работу тверского отделения и обратился в полицию, раздраженный «благотворитель» прислал копию чека, из которого следовало, что фонд «Сильные дети» перечислил куда-то 64 тысячи рублей с пометкой «пожертвование». Вот и вся документация!

Вы, наверное, ждете что сейчас последует рассказ о полицейском расследовании, но нет: заявление Алексей положили под сукно. И на это раз мы, в принципе, понимаем полицейских — лже-волонтеры пользуются тем, что попали в правовой вакуум — сейчас этот вал черного нала невозможно ни отследить, ни зафиксировать, не запретить.

Именно поэтому еще два года назад объединение социально ориентированных некоммерческих организаций «Благотворительное собрание “Все вместе”» (объединяет 47 благотворительных фондов) предложило другим некоммерческим организациям подписать декларацию об отказе от практики уличных сборов. Сегодня ее подписали почти 300 НКО, но лже-волонтерам это не мешает. Простые граждане редко вникают в суть подобных сборов, для большинства из нас, к сожалению, все благотворители на одно лицо.

Делу мог бы помочь закон о запрете сборов денежных пожертвований на улицах, или, по крайней мере, об ужесточении порядка проведения таких акций. И такой законопроект есть! Его автор — зампред Комитета Госдумы по контролю и регламенту Наталья Костенко. Вот уже второй год законопроект неспешно путешествует по коридорам и закоулкам Госдумы, вдумчиво вычитывается, обсуждается, откладывается. А на улицах сибирских городов деньги все собираются и собираются.

Если вашему ребенку предложили работу промоутера на лето — обязательно поинтересуйтесь, а в чем она собственно будет заключаться? Будет ребенок раздавать листовки и флаеры или. собирать деньги? Подумайте, каким разочарованием для ребенка станет открытие, что он не столько помогает больным детям, сколько способствует обогащению главарей шайки побирушек. Разве вы отпустили бы ребенка просить милостыню в метро? Так вот, такая уличная благотворительность ничем не лучше.

Возможно, вы считаете, что деньги не пахнут и ваши моральные принципы позволяют вам спокойно смотреть на подобную деятельность. Тогда подумайте еще о двух нюансах волонтерства.

Во-первых, многие граждане уже осведомлены о том, что подобные фонда — попросту мошенничают с деньгами. Возмущение их деятельностью они изливают на головы подростков-сборщиков, и порой довольно агрессивно. В некоторых случаях подростка могут даже доставить в ближайшее отделение полиции «до выяснения обстоятельств». Скажем честно, вряд ли вашему ребенку грозит какое-то наказание, но неприятных минут будет достаточно.

Во-вторых, ваш ребенок будет целыми днями находится на улице с прозрачным ящиком с деньгами, и порой с довольно крупной суммой. Трудно представить себе более легкую добычу для грабителей. И не факт, что они отнесутся к своей жертве нежно и деликатно. Вы же не хотите, чтобы ваш подросток провел остаток каникул в больнице?

Пока законодатели размышляют, пока полиция бездействует, мы, мамы, можем предпринять кое-то действенное: прекратить приток наивных лже-волонтеров к мошенникам! Объясните детям, что эта «работа» не стоит потраченных на нее усилий. Попросите их рассказать друзьям о схеме обмана. Если увидите лже-волонтеров на улицах — попробуйте мягко объяснить, что они участвуют в мошеннической деятельности.

Волонтерская деятельность — это прекрасное занятие для подростка. Но только если прозрачна схема работы благотворительного фонда, а не переносной ящичек для подаяний.

3.07.2019
Автор: Ирина Ильина

Источник: https://sibmama.ru/lzhe-volontery-2019.htm


Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *